Я вспомнил эту книгу, когда в апреле главный редактор предложил мне написать о штрафных эскадрильях в ВВС Красной Армии. Текст был нужен к 9 мая. Я, хотя и знаю достаточно много про войну в воздухе, про штрафные эскадрильи ничего не слышал и поэтому текста не написал. Дело в том, что ни в одной из книг по истории наших ВВС такие эскадрильи не упоминались. Но даже если бы упоминались — что я могу сказать о штрафных частях после того, что скупо и просто рассказал в своей книжечке Семен Львович Ария?

Летчики Степан Микоян и Иван Федоров. Их мнения о штрафных эскадрильях кардинально расходятся.

Девятое мая давно прошло, а мое маленькое доморощенное расследование продолжалось. Так были или не были в ВВС Красной армии штрафные эскадрильи? Я не буду тут, для экономии места, рассказывать о всех поворотах моего исследования, скажу только, что многие летчики-ветераны слышать не слышали о таких эскадрильях, а некоторые, например, знаменитый летчик Степан Микоян, с возмущением отвергали сам факт их существования. Другой знаменитый летчик, Иван Федоров, утверждавший, что короткое время командовал штрафной авиагруппой на Калининском фронте, в свете таких опровержений представал чуть ли не лжецом. И действительно, летчики Фотий Морозов и Иван Избинский (их судьбы можно проследить по книгам), бывшие под судом за драки, ни в какие штрафные эскадрильи не попадали. Они воевали в своих полках.

И все-таки штрафные эскадрильи существовали. Директиву об их формировании нашел в военном архиве маршал авиации Ефимов. Он же сказал о ней в одном из интервью. Но почему же эти эскадрильи не упоминаются в воспоминаниях наших летчиков? А потому, что приказ о штрафных эскадрильях был, а самих штрафных эскадрилий практически не было. Та, которой командовал Иван Федоров, просуществовала недолго. На других фронтах и в других частях ВВС их, вероятно, и вовсе не было. Этот вид наказаний для летчиков не прижился.

Один старый летчик в своих воспоминаниях говорит о себе и своих товарищах, служивших в обычном истребительном полку: мы были штрафниками. Он имеет в виду, что в некоторые моменты боев служба была столь опасна и столь тяжела, что никаких специальных штрафных эскадрилий уже не нужно было.

Но больше всего меня потрясает в описаниях воздушных боев и человеческих судеб, что они, как и книжка адвоката и бывшего солдата-штрафника Семена Арии, теперь по большому счету никому не интересны и никому не нужны. О них дежурно вспоминают к 9 мая и потом забывают на год. И действительно, текст о летчике или пехотинце Великой Войны, опубликованный в августе или ноябре, производит странное впечатление. Этот молодой летчик в черном пропотевшем шлеме и с планшетом на боку и этот стриженный наголо пехотинец в выгоревшей пилотке и рыжей от глины шинели — что им делать рядом с Ксенией Собчак, олигархом Дерипаской и скинхедами, охотящимися на таджиков?

Летчики, летавшие на штурмовике ИЛ-2, считали себя смертниками. Это подтверждается статистикой: штурмовики сбивались в пять-шесть раз чаще, чем истребители. И это можно понять. Пусть он и бронированный, но идет на малой высоте в самый огонь. Когда ИЛ-2 становились в круг над целью, истребители сопровождения бросали их и уходили на высоту: там безопаснее. Когда штурмовики заканчивали работу, на них наваливались «Мессершмитты», у которых скорость чуть ли не на 200 км выше. Были случаи — и много случаев — когда группы штурмовиков, брошенные истребителями прикрытия, полностью уничтожались немцами. Ну, и какая еще штрафная эскадрилья страшна после этого штурмовику?

Истребители тоже ходили по краю жизни. В особо напряженные дни боев они делали по семь-восемь вылетов в день. Что такое один воздушный бой, в котором в жутком ревущем клубке, на безумных скоростях, схлестываются по десять или двадцать самолетов? Что такое провести несколько часов в тесной, раскаленной кабине (температура в кабине ЛА-5 доходила до 40 градусов), то бросая самолет отвесно вниз, то вертя его через крыло, то уходя от огня по вертикали и чувствуя, что от перегрузки темнеет в глазах? Летчик после этого возвращается на свой аэродром в промокшем от пота комбинезоне и в прострации сидит в самолете, не в силах даже вылезти на крыло. Есть трогательные подробности, как девушки-оружейницы приносили обессиленным летчикам по стакану компота прямо в кабину. И через полчаса надо лететь опять и при этом знать, что вечно везти тебе не может и в этом вылете тебя, очень может быть, убьют.

В январе 1943 года, сумрачным и облачным днем, два немецких летчика, Альфред Гриславски и Эрих Хартман, вели в нашем небе свободную охоту. Оба вошли в историю войны как асы с огромным числом побед. Заметив под свинцовой, почти черной тучой три краснозведных истребителя И-16, они на большой скорости атаковали их. И тут у меня снова возникает все тот же вопрос: страшна ли штрафная эскадрилья тому, кто в 1943 году вступает в бой с «Мессершмиттом» на устаревшем, медленном И-16?

Тут, в этом бою, есть и еще одно странное обстоятельство: количество самолетов. Тройками наши летали только в начале войны, но этот боевой порядок оказался губительным, и наши ВВС перешли на пары. Отчего же они опять летят архаичной, уже отжившей свое тройкой? К тому же наши летчики — неизвестны ни их фамилии, ни номер части — не заметили вражеские самолеты, а тот, кто не увидел атакующего врага, уже погиб. Два «Мессершмитта» на скорости в пятьсот километров в час налетели на наши пузатые самолетики с короткими острыми крылышками и открыли огонь. Что должен чувствовать летчик, которого вот так застали врасплох? Это чувство цыпленка, на которого свалился стервятник. Выжить нельзя. Сейчас тебя будут убивать. В воздухе, кувыркаясь, полетели куски обшивки, отбитые детали, железки...

У одного из наших летчиков то ли оказались глаза острее, то ли реакция быстрее — он успел шмыгнуть в черную тучу, висевшую в пятидесяти метрах над головой. И там скрылся. Что он там делал, в клубящейся, влажной тьме этой спасительной тучи, пока «Мессеры» расправлялись с двумя его товарищами? Он сидел в открытой кабине (у И-16 нет сдвижного фонаря, у него неподвижный козырек), окутанный влажными клубами зарождающегося снегопада, и слышал снизу страшный стук немецких пулеметов. Разодрать пару И-16 было для двух охотников делом двух минут, совершенно лишенным риска; не боем даже, а забавой. И он, наш летчик, это понимал.

Шмыгнул ли он в тучу из страха? Возможно. Он висел в туче, зная, что немцы сейчас сделают свое дело и уйдут. Гоняться за ним по небесным закоулкам два «Мессера» не станут. А он тогда вернется домой. Так он мог думать. Или он с напряженным вниманием слушал немецкие моторы, по их звуку создавая у себя в сознании картину боя? А может, он сразу же, без сомнений, стал делать в этой огромной туче боевой разворот, готовясь сыграть с немцами в ту же игру, в которую только что сыграли они? Как бы там ни было, в момент, когда два немецких парня, переглянувшись через плексиглас кабин, победно качнули друг другу крыльями, исчезнувший И-16 на максимальной скорости и полном газу выскочил из тучи прямо в хвост «Мессершмитту» Альфреда Гриславски. C дистанции в десять метров наш безымянный летчик всадил ему в хвост весь боекомплект.

Атака была столь неожиданной и наглой, что Эрих Хартман просто прозевал ее; и уже через минуту его больше интересовало, куда приземлится на парашюте его командир Гриславски, чем этот снова нырнувший в черную снежную тьму маленький русский самолет.